Добро пожаловать

Это библиотека моих рассказов. Читайте, отдыхайте, оставляйте комментарии

Туман

Сумерки свалились на голову, словно рояль из старых комедий. Мгновение назад было солнечно, а сейчас красные блики терялись в лёгкой дымке подступающего тумана. С наступлением вечера в Симферополе часто повышается влажность, наполняя воздух бродячими каплями влаги. Вблизи они едва неразличимы, но если посмотреть вдаль, то город и горы накрыты лёгкой вуалью.  

Дима возвращался с работы в привычном виде живого мертвеца. Ноль мыслей, никаких образов в голове и даже дорога лишь маршрут с точками Б – работа и А — дом, без деталей, за которые мог бы зацепиться взгляд. В особенно паршивые дни, как сегодня, добавлялся пункт Б2 — ларёк на остановке. 

-Балтика. Девятка.  

Худая продавщица с мешками под глазами окинула парня взглядом. Есть ли ему 18 лет? Она уже собиралась спросить, но увидела знакомую пустоту в глазах, такую же, какую часто видела в зеркале. Такое не встретишь у детей или подростков. Этот взгляд появляется лишь тогда, когда жизнь проходится по человеку, словно айсберг по Титанику. Это происходит, когда мечты рушатся, принося понимание, что все цели и амбиции –  лишь детские сказки, которые нам навязывали родители, чтобы подольше оттягивать неизбежное разочарование взрослой жизни. 

-Простите? 

Девушка вздрогнула, мгновенно растеряв все мысли. Жизнь — не место для пустых мечтаний. Жизнь – труд и ответственность.  

Дима взял бутылку и молча вышел из магазина, он хотел сказать спасибо, но что-то в продавщице показалось знакомым. Знакомым настолько, что он не смог выдавить из себя слова. Оно почти заставило задуматься о чём-то важном, о чём-то, что в детстве знает каждый, а потом забывает или перестаёт понимать. Почти заставило.  

Старые фонари мерцали, отбрасывая в стороны длинные лучи, мимо проезжали надоедливые машины, а на остановке недалеко стояло несколько человек, надеясь уехать. Им вполне можно было пожелать удачи.  

Расписание в Симферополе существует исключительно на бумаге. Согласно этой нелепой бумажке, большинство маршрутов работает до 22:00, на деле же в некоторые районы бывает почти невозможно уехать после семи вечера. К счастью, Диме никуда не нужно было ехать, а если бы и было нужно, то он бы, пожалуй, всё равно пошёл пешком…  

Вместе с вечерним туманом на душу Дмитрия спустился саван грусти, тоски и экзистенциального кризиса. 

В детстве он мечтал стать врачом. Спасать людей. Дарить улыбки тем, кто уже собирался навсегда перестать улыбаться. Дима представлял, как президент лично вручит ему огромный красный орден на глазах у многотысячной толпы. Все буду хлопать. Не только ради него, но и ради себя, ведь они будут счастливы. Счастливы, что есть еще добро. Что есть еще люди, желающие помогать и спасать. Радость и восхищение вырвутся на улицу, где бурным потоком подхватят случайных прохожих, заставляя их смеяться, исцеляя их болезни. Ведь хороший врач может исцелять одним только смехом! 

«Смех лечит» — мужчина грустно взглянул на собственное отражение в грязном синем стекле: двухдневная щетина, впалые щеки и пустой взгляд. 

-Милок, не хочешь цветочки для барышни?  

В подземном переходе сидели на скрипучих раскладных стульях ряды старушек. Те, кто были помоложе, бойко зазывали прохожих, а те, кто постарше, бессмысленно пялились в пустоту, без желаний или надежд.  

Раньше тут были ряды маленьких магазинов, где с трудом помещался один человек, а наличие в них товаров являлось едва ли не физическим доказательством возможности существования тессерактов, но позже их снесли, обнажив голый бетон, который никто и не думал приводить в порядок. Многолетние киоски оставили после себя отчетливые вмятины в полу, приправленные многовековый пылью. 

Пустовал переход недолго. Всё, что может быть востребовано, будет востребовано. Место магазинчиков заняли предприимчивые пенсионеры.   

Куйбышевский рынок возник перед глазами Дмитрия. Не такой грязный и обшарпанный, как раньше, но всё еще неуютный. Сначала на месте площади появились стихийные ряды, затем ряды сменили не менее стихийные, но околозаконные магазин, даже один ТЦ, а затем и они были разрушены, а на их месте вновь возникла площадь. На фоне всеобщей застройки она выглядела, как грустная ирония, но всё еще радовала. Радовала других… 

Дмитрий вжал голову в плечи. Слишком много людей, слишком далёкий обзор и даже ни одной машины вокруг. Старые потрёпанные бундосовские ботинки, безразмерная куртка цвета хаки и потёртые брюки — в таком виде люди не хотят оказаться среди множества любопытных глаз. Даже Дима, которому «плевать на общественное мнение».  

Во внутреннем кармане куртки приятно холодило грудь пиво. Мужчина опасливо оглянулся. Полиции не было видно.  

Он достал бутылку и посмотрел на крышку. Не откручивается. Раньше смеялись с тех, кто брал пиво с откручивающейся крышкой, а сейчас подобного не хватает даже тем, кто сам смеялся. 

Зубами мужчина открыл крышку и сделал большой глоток.  

Горькая холодная жидкость спустилась по пищеводу, разнося по телу чувство умиротворения. Алкоголь не способен действовать так быстро, но порой бывает сложно понять, действительно ли ты пьян или расслабился, потому что знаешь, что скоро будешь пьян. 

Если кто-то и смотрел на Диму, то ему было уже безразлично: «Человек возвращается с работы. Человек может позволить себе выглядеть не лучшим образом».  

-Разве? Значит человек может себе позволить быть свиньей? — спросил его внутренний голос.  

-Хрю, — ответил он себе мысленно без тени улыбки. -Мои дела лучше, чем у него, — он указал пальцем на бездомного.  

-Ой ли? 

-Что это значит?  

-Сам как думаешь? 

-Хочешь сказать, что я живу хуже, чем он? Ну уж нет. У меня есть работа, зарплата, еда и квартира. 

-В ипотеку.  

-Пускай и в ипотеку, но своя. Вся жизнь еще впереди и будет только лучше. 

-Впереди? У тебя? Человека, который в 32 года работает на заводе на одной из самых низких должностей? И давай без своего любимого: «все профессии важны, все профессии нужны», ты был пионером всего две недели и даже тогда не верил в такую чушь. Подумай, что ты действительно имеешь.  

-Да пошёл ты, — сказал он вслух и несколько человек обернулись. Дмитрий замолчал и продолжил говорить сам с собой так, как и должен, молча, — и вы тоже пошли. Глазеете здесь, будто в цирк пришли. Уроды. Моральные и ментальные.  

-А ты будто нет? 

-Что я нет? Не урод?  

Дмитрий непроизвольно взглянул в отражение: зачатки лысины, всклокоченные волосы, непропорционально широкие губы и шрам на лбу, если причесать, обновить гардероб и провести с полдня в ванной за гигиеническими процедурами, то будет весьма симпатичный мужчина, но, как часто это бывает, перед людьми встаёт это самое если.   

По горлу растеклась неприятная хмельная горечь, а спустя мгновение её поток иссяк. Неожиданно мужчина осознал, что залпом допил бутылку пива, которую хотел растянуть на всю прогулку до дома.  

Желтые фонари рассеивались в тумане, погружая город в подобие мрачной рождественской сказки. Только без снега. И без радости. И без сказки. 

*** 

Одна бутылка пива по дороге превратилась в четыре. К подъезду мужчина подходил уже изрядно подвыпившим, но недостаточно по его мнению. 

Алкоголь был волшебным целебным эликсиром в семнадцать, когда одна бутылка бирмикса могла сделать незначительными даже серьезные проблемы, а хорошая компания способна затушить душевный пожар. Глубокая затяжка сигаретой, новый глоток и еще полчаса неумолкающего трёпа с друзьями, которым доверял больше, чем себе.  

Дима приложил ключ к домофону. Тишина. Никакого привычного, но всё еще раздражающего писка (звук открывающейся подъездной двери придумал Культ Сатаны, не иначе). Он приложил еще несколько раз — тишина. 

Рука сама сжалась в кулак: «Последняя попытка, если ты сейчас не откроешься, то…» 

Дверь не открылась. 

Он замахнулся, чтобы ударить, лишь отчасти осознавая, что выполнять работу со сломанной рукой будет не слишком просто… а деньги нужны. Они всегда нужны.  

Сзади раздался звук проезжающей машины и дверь утонула в свете фар. Мерседес. Белый. Внутри парень с девушкой, которая по возрасту могла бы быть дочерью Димы, но красилась так, будто ей было за пятьдесят. Внезапно они разозлили мужчину больше, чем домофон. Откуда у этих недоносков такая машина? Он всё время тратил на работу, а остатки свободных мгновений заливал спиртным, чтобы мириться с бренностью бытия, но даже близко не смог бы себе позволить не просто Мерседес, а даже Жигуль с рук. Это, конечно, неправда, Жигуль бы он себе позволил без особых проблем, да и машину получше, но не хотел, хотя и часто жаловался, что нужна машина. 

Мужчина прислонил ключ к домофону еще раз. 

Дверь открылась.  

Полумрак подъезда. Путь хорошо знаком, не нужно было включать фонарь, чтобы дойти до лифта. Здесь вообще желательно не включать фонарь. Старая облупившаяся краска на стенах помнила взлёты и падения, она могла рассказать богатую историю, но в этом не было необходимости. Историю поколений куда красноречивее рассказывали надписи на стенах.  

Дверь квартиры удалось открыть с первого раза, даже ключом вышло попасть в скважину без проблем. Опыт не пропьешь.  

Щелкнул выключатель, прихожая наполнилась светом. 

Дом — это не место, дом — это идея.  

Дом двух разных людей, даже живущих вместе, никогда не будет одинаковым, поскольку каждый ищет что-то своё. Для кого-то это укрытие от суровой реальности, горящей безжалостным пламенем за дверью, мясорубкой, желающей перемолоть каждого, кто в неё окажется, болезненными зубами социума, желающего откусить еще кусочек. Для кого-то возможность быть самим собой без напряженных лживых улыбок, без необходимости быть кем-то другим, играть роль, будто вся жизнь спектакль, а Шекспир не драматург, а пророк. Дима же всегда считал, что дом – это нечто более просто, более приземлённое. Не убежище, не костёр для усталого путника, а лишь место, где тебя ждут.  

Его никто не ждал. 

Старая квартира с новым ремонтом. Новая жизнь без жизни. Сначала ушла Оля. Находиться здесь стало невыносимо, но дом оставался домом. Поддерживал Гай, но потом…  

Ошейник до сих пор висел, рядом с ключами, вырывая клочья боли из сердца при каждом взгляде. Давно пора избавиться, но Дима не мог. Боль – это то, что позволяет чувствовать себя живым. Если убрать из квартиры воспоминания, то что останется? Если нет радости, и нет боли, то есть ли жизнь? А если есть жизнь, то стоит ли за ней человек?  

Дима разулся, стянув ботинки не развязывая половину шнурков и закинул обувь куда-то в подшкафные глубины. Новые обои с изображением орнамента из цветов… он ненавидел их еще тогда, когда любил Ольгу, но сейчас, внезапно, ненависть исчезла. Он внимательно посмотрел на обои, провёл рукой по холодной стене и не почувствовал ничего. Совсем. Разве обои – это то, что имеет хоть какое-то значение?  

Он открыл холодильник и попытался на ощупь найти новую бутылку пива, но перегоревшая лампочка и закрытые шторы значительно мешали. Засунув руку в макароны по-флотски, приготовленные три дня назад из расчёта на неделю вперёд, он решил открыть шторы. Логичнее было бы включить свет, и он это понимал, но меньше всего ему сейчас хотелось увидеть пустую кухню, где есть только он и бутылка пива, которую он пытается нащупать. Если это не падение на дно, то что? 

 Завтра на работу. Он не собирался напиваться, но гнетущая пустота вокруг усиливалась гнетущей пустотой на улице. На город спустился туман, настолько сильный, что с высоты своей квартиры на 18 этаже, он едва мог различить расположенный универмаг Крым и несколько отдельных кусочков трассы, всё остальное терялось в пустоте. Отдалённый гул доносился с дороги, но всё казалось призрачным, нереальным. Словно эхо мест и событий из другого времени, другой реальности, а здесь, здесь оно было нереальным. Тень.  

«Как бы мне тоже хотелось перестать существовать!» — подумал Дима, открыв бутылку зубами, и сразу ударил себя по лбу.  

Крышка откручивалась. 

«Они бы уже хотя бы определились! То откручивается, то нет. Что дальше, чтобы открыть пиво, нужно будет рассчитать математическое уравнение?» 

Обычная бутылка разозлила Диму, а с ненавистью пришла некоторая трезвость мысли. Ему захотелось вылить пиво в раковину, а затем пойти спать. Плевать, что только девять часов вечера. Лучшее средство от тяжелого дня – хороший отдых, а не алкоголь… но он сделал новый глоток и наваждение развеялось. Выливать спиртное – он не мог позволить такое расточительство. 

Мужчина взглянул на дверцу холодильника. Она выглядела пустой и одинокой, как он сам. Раньше здесь висело расписание домашних обязанностей и магниты из поездок. Когда он последний раз куда-то выбирался? Захочется ли ему еще выбраться хоть куда-то? Сейчас он был уверен, что нет. Только дом и работа, чтобы заглушить мысли, чтобы заглушить боль. Взгляд двинулся дальше, мимо ниши, возле плиты, где стояла собачья миска: «Может хотя бы её пора выкинуть? Гай не вернётся. Его больше нет. Ты видел это своими глазами. Ты слышал, слова ветеринара. Прими реальность», но он не хотел и двинулся взглядом дальше, пока, наконец, не остановился на чайной ложке в раковине.  

Он встал и подошёл к раковине: 

-Серьезно? — спросил он у себя. — Последнее, что удерживает тебя в облике человека — это чистота. Если ты перестанешь следить за собой и своим домом, то тебе уже не стоит в него возвращаться. Ты его не заслуживаешь… Но почему всё так сложно? Разве я виноват в том, что жизнь дала мне столько испытаний, которые я не в силах поднять? 

Он взял в руки ложку, сполоснул её под струёй воды и замер на пару мгновений. Хотелось положить её в таком виде обратно в стол, но… он взял моющее средство, налил на губку и тщательно вымыл ложку, после чего протёр специальной силиконовой губкой под струёй воды, а затем вытер о вафельное полотенце, которое висело рядом с мойкой специально для этих целей.  

Попытка оставаться человеком была успешно выполнена, но человеком он себя не почувствовал. Это была иллюзия. Изнуряющая сверхурочная работа, идеальная патологическая чистота, старые вещи, которым уже давно не место если не в доме, то хотя бы не на самых видных местах – всё это побег, а не решение. Действие не ради действия, а ради бездействия. Где-то в глубине он это знал, но не хотел это принимать. Иногда принятие правды даётся слишком трудно, а иногда сами страдания приносят странное извращённое удовольствие. 

Мужчина подошёл к окну и выглянул на улицу. Его охватило ощущение тревоги и грусти. Как часто он смотрел на город? Нельзя сказать, что редко. Каждый день. Как часто он видел город? Он не мог припомнить ни разу.  

Окружающий мир уже давно стал фоном: работа, дорога, пиво, премия, платёж по ипотеке. Повторить. Сколько так еще будет продолжаться? Семь лет? А что после полного расчёта? Новое кредитное рабство или новые серьезные отношения? 

Дима не был уверен, что после того, как платежи закончатся, он начёт жить по-настоящему. В глубине души теплилась надежда, что жизнь станет лучше, но в такие тяжелые душевные моменты он отчётливо понимал, что дело не в нём, а в мире. Жизнь стала чередой одинаковых дней не после разрыва и не после того момента, когда он не удержал поводок…  Были другие девушки, были другие собаки, но чувствовал ли он себя когда-то иначе? Ощущение, будто вся вселенная была против него. 

Едва ли не впервые в жизни Дима хотел увидеть город. Разобрать хотя бы несколько маленьких деталей. Как выглядят ступеньки перехода? Какие растения высажены в клумбе в центре кольца? Кто сейчас стоит на остановке? Какая маршрутка приедет раньше?  

Он впервые захотел почувствовать жизнь, но за стеной тумана не смог ничего разглядеть. Даже звуки стали какими-то отдалёнными и приглушенными.  

Дима открыл окно и вдохнул воздух настолько сильно, насколько мог. Сырой прохладный воздух вернул мужчине крупицу ощущения жизни, но вместе с тем лишь усилил чувство изолированности не только от всего мира, но и от собственной жизни. Туман будто на мгновение стал менее проницаемым, будто понемногу возвращая объектам реальность, но мимолётный порыв затих. Вспыхнув так же быстро как стог сена, облитый бензином, оставляя после себя лишь пепел и холод осеннего вечера.  

Человеческая жизнь… Бесценный подарок или бесцельная случайность? Боль разочарования или радость шанса?  

Раньше было проще. Утреннее пробуждение сопровождалось головной болью от дыма костра, вся одежда пахла гарью, а стены холодной пещеры были тёмными от сажи, но… но рядом было ТВОЁ племя. Люди, которые зависели от тебя так же сильно, как и ты от них. Ты просыпался и понимал, что нужен. Цели были очевидны, а смысл жизни понятен — быстрый перекус закопанными остатками еды, а дальше день наполненный охотой, чтобы вернуться обратно домой, где тебя ждут. Иногда добычи не было, приходилось спать под урчание живота. 

Было ли тяжело? Да, но разве это сравниться с тем миром, который мы создали себе сейчас? Пустые оболочки, движущиеся бесцельно в броуновском движении жизни: без смысла, без ценностей, лишь ради ценообразования. Пустые квартиры, наполненные пустыми людьми, говорящими глубокие слова, наполненный пустотой: дом, любовь, счастье. Разве кому-то ведомо это испытать в мире, где каждый ведомый?  

Дмитрий сел на пол, взял в руки телефон и открыл социальные сети. Несколько вкладок с разными программами, но с одним смыслом — объединить людей. Иронично, что еще ничто их так сильно не разделяло, как «объединяющие» социальные сети.  

Он открыл страницу Вовы, школьного друга, с которым они иногда встречались по выходным. С каждым годом всё реже и реже, темы разговоров плавно становились всё более тусклыми, а уютные дружеские посиделки начали превращаться в банальную пьянку, после которой с утра болела не только голова, но и душа. Его жизнь была наполнена событиями. Вот Вова отдыхает на море. Вроде бы что в этом такого, когда живёшь в Симферополе? Пару часов и на море, но нельзя просто делать что-то, нужно делать это с кем-то. Диме больше не было с кем, Вове — было. На фотографиях были встречи с друзьями, пышные прогулки по кафе и яркие фотографии его глупой девушки. Это раздражало. 

Почему мир щедр к одним людям, но оставляя лишь яблочные огрызки другим? 

На странице Игоря ситуация была поскромнее. Меньше пафосных заведений, но больше леса и природы. Горы, закаты и море… снова оно. 

-Везёт тем, у кого столько свободного времени! — вслух сказал Дима и встал, чтобы открыть холодильник, доставая новую бутылку пива. — Я бы тоже хотел увидеть если не весь мир, то хотя бы весь Крым.  

В голове возникли школьные годы, когда он с классом ездил на экскурсии по Южному берегу. Ласточкино гнездо казалось материализовавшейся сказкой, а потом сказка умерла. Детский восторг сменила реальная жизнь, где нужно много учиться, много работать и много быть кем-то другим.  

Здесь нет места вымыслу, Ласточкино гнездо оказалось старым маленьким дряхлым замком далеко с не самой лучшей реставрацией. Его лучшие годы были позади, как и Дмитрия.  

Мужчина понёс бутылку к урне и задрожал. Лёгкий порыв ветра из приоткрытого окна принёс с собой сырость, а туман будто норовил заполнить всю квартиру. Мир за окном полностью исчез. Был лишь едва различим отражающийся свет соседних окон, а всё остальное тонуло в бледной пустоте небытия. Мир будто растворялся, оставляя всё меньше возможностей жить.  

Эта метафора на секунду понравилась Диме, но, в конце концов, в чём разница между любым обычным днём? Никакой реальной жизни как не было, так и нет, а так лишь меньше иллюзий контроля. Чем меньше путей видишь, тем спокойнее будешь себя чувствовать. Какая разница, что перед тобой открывается огромный непостижимый мир, если ты цепью прикован к скале современной жизни. Работа-дом-туалет-душ-ужин-сон-работа.  

От просмотра страниц друзей и знакомых стало паршиво на сердце и скрутило желудок, будто залпом выпил две пачки Немесила. Мужчина открыл ленту новостей: 

На МКАДе случилась масштабная авария, десятки человек госпитализированы. Клип новомодной певички в купальнике и таким количеством макияжа, что невольно возникает вопрос — как она вообще поднимает голову с таким весом? Истории про успешную жизнь: полковник Сандерс открыл своё первое дело в 40, а Кей Д’Арси вообще получила свою первую роль в 69! Просто возьми жизнь в свои руки! Мотиваторы, кричащие, что вчера забыто, а завтра открыто — путь к успеху лежит через победу над собой. Всё это смешивалось фотографиями счастливых друзей и знакомых.  

У Димы возникло ощущение, будто вся вселенная ополчилась против него. Все нашли место в жизни, а он продолжает работать на заводе, делая тупую бессмысленную работу, которую ненавидит. Если бы мир только не был настолько жесток и дал ему хотя бы малейший шанс!  

В комнате запахло сыростью, она наполнилась дымкой. Мужчина взглянул в сторону окна. Закрыто. 

-Долбаная усталость, — сказал себе Дмитрий, игнорируя размытые очертания квартиры. Не может же туман проникать внутрь сквозь стены и закрытое окно? 

Этот туман мог.  

Мир за окном растворился, он попросту перестал существовать. Миллионы миллиардов различных вариантов события, безграничные вселенные разных событий — всё это исчезло.  

Если бы мужчина попытался обновить ленту, то у него бы ничего не вышло. Интернет — это огромная цепочка проводов, кабелей и магистралей, связывающих между собой весь мир, но не было больше никакой связи, как и не было больше ничего, кроме квартиры зависшей в пустоте.  

Дима бросил телефон на тумбочку, даже не проверив будильник. Чему суждено произойти — того не миновать, считал он. Если я должен опоздать на работу, то пускай так.  

«Почему я? Почему все страдания мира достались мне? Разве не было бы более честно разделить их поровну на всех людей?» 

Он лёг и почувствовал лишь жёсткость матраса, вместо приятного уюта собственной кровати. О каком уюте может быть речь? Разве мы можем быть счастливы в мире, где от нас ничего не зависит? Богатый будет богатеть, бедный останется нищим, пока не умрёт от какой-нибудь незначительной болезни, на лечение которой не будет нужных средств. Не только денег, возможностей.  

На заводе везде висят плакаты: «Заболел? Останься дома. Позаботься о товарищах!», но кто позаботится обо мне? Больничного не хватит даже на еду, о лекарствах не может быть и речи. Мир — дерьмовое место, где всё двигается по заранее заданной траектории. Отступление от судьбы невозможно».  

Туман полностью заполонил спальню, мир больше не существовал, осталось лишь слабое очертание кровати и лежащий на ней Дмитрий, который с каждым мгновением всё больше растворялся в молочной белизне. 

Всплыли детские воспоминания: школьный двор, лето, каникулы, он с друзьями занимается на спортивной площадке, пока все взрослые боятся даже высунуть нос на улицу. Им было жарко: «Так и нам ведь тоже! Но разве не лучше жариться на улице счастливым и с близкими людьми, чем грустить дома? Может всё не так примитивно и на что-то в жизни можно влиять? Ведь это был мой выбор… или нет?».  

Выбор… выбор… выбор… отравленное алкоголем, стрессом и усталостью сознание стремительно затухало. Невыносимо хотелось отпустить мысли и уснуть, но он не позволял себе это сделать. Боль и счастье, радость и горе — жизнь текла рекой внутри головы, нужно было лишь ухватиться. 

Из последних сил он вспомнил Ольгу и их ссору. Вспомнил, что сказал, и что стало началом конца, кто стал, и как он им стал. Вспомнил Гая и поводок в руках, запах горелых тормозов и звук удара. Вспомнил отца, глаза которого перед смертью были полны веры в сына. Веры в него. Неужели все эти жертвы были зря? Неужели он позволит этому исчезнуть?  

Может мир и дерьмо, но зачем быть дерьмом самому? Выбор есть всегда. Может маленький, незначительный, но он есть. Даже если я не смогу сделать свою жизнь лучше, я могу пытаться до самого конца.  

— Я могу выбирать! — одними губами сказал Дима и неожиданно для себя вскочил с кровати, открыв глаза. 

Комнату освещал яркий свет полной луны, а за окном привычно шумел город. 

Алексей Орлов • 06.11.2022


Предыдущая запись

Следующая запись