Постоянство

И вот я иду за пивом… Четыре столетия без алкоголя коту под хвост. Да и толку с этого? Трезвые бунты в России я вспоминаю с содроганием. Кому-то, конечно, повезло чуть больше, чем мне, но их участь тоже едва ли можно назвать сладкой.

Мне досталось две тысячи триста шестьдесят восемь ударов шпицрутенами.  Самым ужасным была не боль, где-то после 500 её уже перестаешь чувствовать (хотя отлично запоминаешь и никогда не сможешь её забыть), а толпа… толпа, находящаяся в радостном экстазе.

Вчерашние друзья, другие заговорщики, такие же участники восстания, как и ты, которым удалось избежать наказания, пришли на площадь. Они все наблюдают за экзекуцией без тени грусти или сожаления. Им на тебя плевать, хотя даже не так, они радуются, счастливы, что их место занял кто-то другой. 

Пускай так. Смогу с этим жить.

Хотя, вообще-то, я встретил смерть где-то около тысяча четырехсотого удара, но меня продолжали бить до самого конца. Тогда так было принято. Уверен, до последнего удара никто в толпе не двинулся с места. Люди начали расходиться лишь тогда, когда палач опустил руку с оружием, и стало окончательно ясно: всё закончилось.

Дальше каждый шёл заниматься привычными делами: ухаживать за цветами, ругать непослушных детей или пить брагу с соседями (куда же без этого?). Шоу закончилось и можно вернуться к рутине, а тот факт, что апогеем развлечения была смерть человека, ну что ж, бывает. Сам виноват.

Мне мало что удается вспомнить с тех времен. Память недолговечна, но лица… Их я не смогу забыть никогда. За всю мою долгую, очень долгую, жизнь я не встречал ничего ужаснее того мгновения. Мне доводилось жить в племени африканских каннибалов Лохтор-Тонго, поклоняющихся кровавому богу скорпиону. Поедание сердец врагов, ритуальные танцы на костях, письмена кровью — это ужасно, но в сравнении напоминает скорее нечто вроде милых пуделей для европейцев XIX века — мило и безобидно. Каннибалы убивали, чтобы жить, но когда я видел лица людей, для которых смерть не значила ничего — вот тогда я по-настоящему взглянул в бездну.

В нос ударил запах плесени, похоже, в этом магазине не слишком следят за сохранностью фруктов. За прилавком стояла тучная женщина, которая разговаривала по телефону. Образ жизни, манеры, поведение, да даже места работы, не сильно изменились у таких людей за последний десяток веков.

Сначала я думал, что это люди для места, но потом понял, что это место для людей. Это как если бы алебарда создавалась для отдельной группы людей, которых невозможно научить владеть любым другим оружием, зато этим они способны овладеть в совершенстве.

-Добрый день…

-Алё, да-да. Сейчас… — она плечом зажала телефон, — чё?

Многих подобные манеры могли бы огорчить, но они не застали времена сегрегации. Если с тобой разговаривают и на тебя обращают внимание с любой другой целью, кроме как для того, чтобы ударить или плеснуть в лицо кислотой, то ты живешь в прекрасном мире. Наша цивилизация далека от совершенства, но во многих аспектах сейчас она развита лучше, чем когда-либо раньше.

-Мне, пожалуйста… — сначала хотел бутылочку легенького, светлого, но нахлынувшие воспоминания заставили передумать, — мне, пожалуйста, чего-нибудь покрепче.

-Вон, все на стеллаже, смотри, — она указала рукой на полку с водкой и продолжила разговор по телефону.

-Нет, мне бы пива…

Она махнула рукой в сторону холодильников.

Хотелось услышать какие-нибудь рекомендации, но было странно на это надеяться. Я знал, что глупо ожидать помощи сомелье, когда заходишь в магазин, расположенный в торце жилого здания в подвале, но всё же хотелось хотя бы каплю клиентоориентированности.

-И как тут выбрать? — тихо проговорил я, глядя на холодильник. За последние 5 тысяч лет пиво немного преобразилось, знаете ли.

Я взял первое попавшееся, о котором когда-то слышал из рекламы, где оно, якобы, отлично подходило для рыбалки. Забавно мозг работает, не можешь вспомнить события, которые были десять лет назад, зато рекламу запомнишь навсегда.

Я вышел на улицу и увидел, хотя, наверное, так будет сказать неправильно, почувствовал, знакомую. Проходящая мимо девушка в строгом костюме презрительно посмотрела сначала на меня, а потом на пиво, и невольно отшатнулась. Ну еще бы, она то меня не помнит, а я помню всё… двадцать седьмой отдел полиции, отряд специального назначения, Детройт… Эх, сколько бутлегеров мы с ней тогда посадили за решетку!

Благодаря деньгам мафии эпоха сухого закона и бандиты из 20 века США воспринимаются в обществе, как нечто крутое и романтичное, на деле же приятного было мало. Обычные преступники: грабили, убивали, похищали и шантажировали. Люди дохли, как мухи, но зато деньги к преступникам лились рекой, “славное” время сухого закона…

Для меня стало неожиданность, что я, ярый противник алкоголя, обрадовался, когда узнал, что в 1933 сухой закон отменили. Сам это не застал, в 1927 в районе Хайленд-Парка словил пулю. Узнал уже позже, спустя почти полвека, из газет, хоть к тому времени я и стал другим человеком, но некоторые привычки остаются на века, как например чтение утренней прессы за чашкой кофе.

Я открыл бутылку пива, сделал глоток и сразу выплюнул:

-Ну и дрянь, как они это пью… — мне не дали договорить. Я оторвал глаза от земли и увидел, как в меня врезается серебристая машина. Эх, с телегами раньше было проще. Ездят медленнее и громче.

Я отключился, но в себя уже не пришел. Мир погас, вокруг было невыносимо темно, но ощущалось присутствие сотен тысяч других сущностей, душ, личностей — не важно, как это назвать.

Мы все ждали очереди, чтобы снова вернуться.

Если бы люди хорошенько подумали, то поняли, что население земли никогда не менялось, просто раньше никто не вел точных подсчетов.

Плотность выросла, стало больше городов, а люди все меньше селятся в неудобных местах, но в целом все осталось как прежде. Новые души не появляются, мы так и скачем из тела в тело на протяжении вечности. Я никогда не встречал тех, кто помнит прошлые жизни, но кто-то же изобрел буддизм? Далековато от истины, но ближе, чем всё остальное.

Когда это началось? Как это началось? Понятия не имею, да и мне плевать, я просто наслаждаюсь жизнями, хотя, пожалуй, иногда завидую остальным людям, для них каждая жизнь как первая.

Умирать всегда грустно, но сейчас я не скажу, что особо сожалею. Этот век мне не слишком нравится. Он напоминает альфа-версию программы. Вроде бы уже хорошо, но до релиза еще очень далеко. Век грусти и психических отклонений.

Появился свет, я услышал собственный крик. Эх, снова лет двадцать по крупицам восстанавливать воспоминания. Хоть бы не родиться в Индии в семье неприкасаемых, там вроде есть подвижки в их положении, но пока все плохо. Так надоела необразованность…

Присмотревшись, я понял, что свет привычный и знакомый — обычная операционная, но только откуда я могу это знать? Стоп…

-Доктор, он очнулся!

Как очнулся? Я что выжил? Не-не-не, у меня были планы, вы чего?! Я хотел еще в стольких местах побывать, вырасти и повзрослеть… Я уже настроился быть индусом, это ведь должно быть интересно!

-Введите… — дальше слова были какие-то неразборчивые, что-то на врачебном.

Мне что-то залили в капельницу и мир перед глазами начал плыть еще больше. Беда современной медицины в том, что она слишком хороша.

Ну и ладно, выжил, значит выжил, чего уж поделать? Хоть пиво смогу распробовать.